Иоанна Хмелевская - Роман века [вариант перевода Фантом Пресс]

— А теперь к делу. Спохватившись, он сменил тон:

— Не хотелось бы злоупотреблять вашей добротой, но может возникнуть необходимость… Вы проявили такое понимание наших трудностей… Позволю себе надеяться… Знаете, после минут безоблачного счастья так трудно вернуться к суровой действительности… Пока еще ничего определенного, но хотелось бы предварительно узнать, не окажете ли вы еще раз любезность, может, через несколько дней? Не согласитесь ли еще раз заменить Басеньку, уже на более короткий срок, на недельку, может, дней на десять? Разумеется, за особую плату.

Даже если бы капитан меня не предупредил, я бы все равно согласилась. И без всякой особой платы, лишь бы сейчас уйти поскорей отсюда. Когда он, запинаясь, стал излагать просьбу, я вся похолодела, предполагая самое плохое: меня попросят остаться в этой квартире, меня посадят в машину и отвезут в безлюдную местность, меня силой заставят выпить остывший кофе. Да мало ли что мне могли предложить?! Воображение за доли секунды предоставило большой выбор самых ужасных ситуаций.

Так что, услышав предложение, которое предвидел мудрый капитан, я с облегчением перевела дух и сразу же согласилась. События развивались по предусмотренному сценарию, и это вселяло надежду на скорое окончание принудительного дежурства. Определив сумму нового гонорара в десять тысяч злотых, пан Паляновский, возможно, приготовился поторговаться со мной, но я проявила полнейшее равнодушие к материальной стороне вопроса, согласившись на первую же предложенную сумму. С равным успехом он мог предложить мне как десять миллионов злотых, так и десять грошей. Точно так же, без возражений, приняла я все дальнейшие инструкции, которые выслушала вполуха, запомнив лишь необходимость соблюдать абсолютную тайну.

Ну, кажется, я могу уйти! Только бы выбраться отсюда целой и невредимой! Опасность подстерегала во всем: на лестнице мог притаиться бандит с ножом, в подворотне мог свалиться на голову кирпич, на улице мог увязаться следом гориллообразный верзила с рукой в кармане, да и сам хозяин квартиры мог выкинуть в последний момент какую-нибудь пакость. Все обошлось, разбойничий притон я покинула беспрепятственно. Насладиться этим обстоятельством решительно не было времени. Надо было заехать к себе домой, взять деньги и мчаться в ремонтную мастерскую за машиной, а уже без десяти семь, вернуться, привести в порядок лицо и одежду и скорей, скорей на сквер! Ведь если не успею, там Бог знает что может произойти. Вот появляется блондин, видит эту кикимору в обычных фиолетах, спешит к ней, заговаривает, та в ответ несет чепуху, он пытается разобраться, что же происходит, может, и не поймет, зато Басенька поймет все. Тут появляюсь я… Нет, это уже второй вариант. Басенька прохаживается по скверику, блондин еще не успел подойти к ней, появляюсь я, кикимора видит нашу встречу и обо всем догадывается. Во втором варианте убивают не только меня, но и его, на скверике трупы, трупы… Или третий вариант. Появляюсь я, Басенька меня не видит, но он видит нас обеих, подходит к ней, поскольку она похожа на меня больше, чем я… Тьфу, сплошная неразбериха, но оба они обо всем догадаются, и все по моей вине, за это благодарная милиция упрячет меня за решетку на продолжительное время. Или вот еще вариант… Хватит, всех не перечислишь, но результат во всех случаях один — отчаяние и скрежет зубовный. Так что надо успеть!

Удалось схватить такси. Заехала домой за деньгами, в мастерскую поспела в последний момент, расплатилась, проигнорировав совет насчет смены масла, бросилась в машину и вылетела за ворота. Молнией промчалась по улицам, с визгом затормозила у собственного дома, галопом поднялась по лестнице. Трясущимися руками кое-как вернула себе собственное лицо, блузку надела задом наперед, уронила на пол часы и сломала о колтун зубья расчески.

Когда я подъехала к скверику, было четверть восьмого. Кошмарная Басенька прогуливалась как нарочно по наиболее освещенной аллейке и уже издали бросалась в глаза, как статуя Свободы. Объехав вокруг сквера, я припарковалась в темном уголке и, закрыв машину, тоже пошла на прогулку по скверику, выбирая, наоборот, наиболее темные места. Одетая во все черное, я не очень была заметна в сумерках. Сев на подходящую лавочку — в тени дерева, вдали от фонаря, с прекрасным видом на все четыре стороны, — я принялась ждать.

Блондина еще не было, так что не все потеряно, хотя неприятности отнюдь не снимались с повестки дня. Ну ничего, судьба послала мне свободную минутку, можно обдумать план действий. Главное — перехватить блондина до того, как он увидит Басеньку. А все остальное зависит от моих дипломатических способностей. Сначала как-то подипломатичней объяснить ему изменения в моей внешности — «с женщинами такое случается», потом опять же дипломатично уговорить его сесть со мной в машину и уехать куда глаза глядят, только бы подальше от проклятого скверика, причем сделать это в самых общих выражениях, избегая конкретики.

Первую фазу операции удалось провести блестяще. Блондин подошел к скверу с той стороны, где я оставила машину. Сорвавшись со скамейки, я бросилась к нему резвой рысью. К счастью, в этот момент Басенька прохаживалась по дальней аллейке, оборотясь к нам задом. Споткнувшись о какую-то корягу, я с разбегу с такой силой налетела на блондина, что он чуть не упал.

— Немедленно уходите отсюда! — дипломатично выдохнула я свистящим шепотом и, спохватившись, что говорю не совсем то, поправилась: — То есть, мне кажется, этот скверик не очень подходящее место для прогулок. Есть скверики намного симпатичнее. Поехали туда! У меня машина.

Видимо, это прозвучало достаточно дипломатично, потому что блондин не только не протестовал, но даже не особенно удивился. Он послушно развернулся и позволил затащить себя в машину. Недаром я ценила мою мастерскую, и деньги они брали недаром. Машина рванула с места, как зверь, мотор работал почти бесшумно. Проехав половину Варшавы, я остановила машину только на Рацлавицкой, в разрекламированном районе зеленых участков, предназначенных под частные домовладения. Тут было довольно темно, оба левых колеса увязли в какой-то яме, наполненной жидкой грязью, я выехала из нее задним ходом и выключила мотор, временно не способная продолжать дипломатические ухищрения. Блондин вел себя изумительно. Что значит воспитание! Никаких неудобных расспросов, никаких требований объяснить, что происходит. С улыбкой глядя на меня, он сказал:

— Сегодня вы изумительно выглядите.

— Освещение плохое… — начала было я, а оно и в самом деле было неважное, уличный фонарь давал мало света, но он меня перебил:

— Нет, нет, дело не в освещении. Вы изменили прическу? И форма глаз другая, и губы… Так вам намного лучше!

Какой человек! Будто и не увезла я его в диком темпе с того скверика, будто мы только что встретились, поздоровались, а не мчались в машине на край города. И какой комплимент!

— Мне сегодня вообще намного лучше, во всех отношениях, — отозвалась я. — Постараюсь оставаться и впредь столь же привлекательной, особенно в слабом освещении. Вы не в претензии, что я вас увезла? Вам обязательно гулять именно на том скверике?

— Если б было обязательно, я не уехал бы оттуда. Кажется, вам разонравилось там прогуливаться?

— Да моей ноги там… — начала было я с жаром и осеклась, вспомнив уговор с паном Паляновским. Закончила я уже без энтузиазма: — … целую неделю не будет.

— А через неделю опять предстоит работа по найму?

Я посмотрела на него с подозрением:

— И откуда вы все знаете? Ведь вроде бы частное лицо… Или я ошибаюсь? Напротив, причастное?

— Конечно же, я частное лицо. Каким мне еще быть?

— Понятия не имею. Все время пытаюсь понять, но ничего в голову не приходит. Как частное лицо вы не должны знать…

— А если допустить, что я на редкость любопытное и сообразительное частное лицо? Умею сопоставлять факты и делать из них соответствующие выводы. Предпосылки же вы мне сами поставляете в таком изобилии, что любого дурака заставят призадуматься. Вот только до сих пор не сказали, как вас зовут.

— Могу поклясться, что вы и без того знаете! — воскликнула я раздраженно.

— Даже если и знаю, хотелось бы, чтобы вы мне сами назвали свое имя.

Ну и как-то само собой случилось такое, чего вообще не должно было случиться. Мое воображение было посрамлено. Действительность сделала то, чего оно не было в состоянии представить, а именно романа с блондином моей мечты. Ведь в воображении я доходила только до знакомства с ним и останавливалась. Представить, что будет дальше, не было никакой возможности. В воображении, доходя до знакомства, я так и застывала на этой фазе, уж не знаю, окаменев ли или вовсе дематериализовавшись… Иногда, правда, он предлагал мне свою дружбу, иногда мы говорили о платонической любви, иногда, чтобы наконец покончить с мучительной неизвестностью, я позволяла ему в моем воображении просто придушить меня.